***
Какая-то неведомая сила заставила ее обернуться… Он стоял на балконе своих апартаментов и смотрел прямо ей в глаза. Он так и не смог заснуть, так и не смог вытеснить из сердца гложущее тяжкое чувство тревоги, и все та же неведомая сила привела его на балкон… Между ними было безмерное расстояние, но Карен почему-то казалось, что она видит его фиалковые глаза совсем рядом. Она устало выпустила разорванный подол платья и бессильно уронила руки. К ней со всех сторон приближалась королевская охрана, во дворце начали зажигаться огни – Вестминстер просыпался, Вестминстер был разбужен этим ее отчаянным порывом… Бессмысленно. Это было глупо и бессмысленно. Но все же…
- Я не хочу и не могу быть твоей королевой, – прошептала Карен, сжимая руки. – Не хочу.
Он понял все мгновенно, как только увидел белую фигуру на темной зелени английской лужайки. Она была так далеко от него, но он почувствовал каждое ее слово. Эти слова раскаленным железом выжгли на его душе незаживающую рану. Но об этом уже никто не узнает…
- Прости меня, если сможешь, когда-нибудь, прости меня, за все – за все, прости меня, Шнайзель!... – все так же тихо произнесла она, не отводя взгляда от далекой фигуры британского императора.
И в это время ей в лицо ударили прожектора охранных найтмеров.
Но Карен Стедтфилд не обращала внимания на то, что творилось вокруг, она видела только далекий балкон, только затаенную глухую боль в глазах Императора…
«Все правильно. Так и должно быть, – пронеслось в голове у Шнайзеля. – Невозможно запереть Карен Козуки в клетке… Даже в золотой. Потому что она всегда любила свободу больше всего на свете…»
- Уходи, Карен… - сказал он вслух. – Уходи навсегда. Только обещай мне, Карен, обязательно обещай, что будешь счастлива в этой жизни.
- Я не могу обещать это, – она улыбнулась темному небу над головой. – Но я буду жить и буду свободной… И это тоже счастье.
Насмешливый негромкий голос Канона, наконец, врезался за грани ее сознания:
- Да! Я предупреждал Его Величество, я всегда говорил – хоть обмотайте ее горностаем и усыпьте бриллиантами – все равно подлая одиннадцатая суть вылезет наружу…
Карен горько усмехнулась вдруг мыслям, пришедшим ей в голову:
«Возможно, ты прав, Мальдини… Возможно, именно эта «одиннадцатая суть» швырнула меня с третьего этажа в ночь и неизвестность. Но именно этой сутью я горжусь».
Она в последний раз взглянула на балкон и неожиданно громко с надрывом крикнула:
- Прощайте, Император!..
- Прощай, Карен, - тихо ответил он.
А она подумала, что уже однажды слышала эти слова…
«Видно, прощаться с королями – моя судьба».
Карен бросила последний взгляд на величественный Вестминстер и глубоко втянула в себя аромат безлунной темной английской ночи, вдруг так круто изменившей ее жизнь. Впервые ей показалось, что ночь пахнет особенно – свободой…
Шнайзель эль Британия молча развернулся и так же молча удалился с балкона. Через пять минут к нему в апартаменты ворвется взбешенный Мальдини, но Император лишь прикажет принести ему целое блюдо апельсинов и даже не обратит внимания на крики своего советника…