Из всех видов времяпрепровождения, которым мог предаваться самурай, ничто так не регламентировалось традицией и не требовало таких знаний, как проведение чайной церемонии. Первоначально чай появился в Японии как средство поддерживать бодрость дзенских монахов во время их ночных служений. Но одновременно с повсеместным распространением этого напитка питье чая превратилось в совершенно особый ритуал, прекрасно иллюстрирующий, как важна была для самураев эстетическая сторона любого действия. Он заключался в выпивании чаши зеленого чая в кругу людей со сходными ценностями в художественно изысканной и утонченной обстановке. Церемония должна была проходить в чайной комнате, которая обычно помещалась в специальном домике в чайном саду. Декор чайного домика был традиционно очень простым и подчеркнуто грубоватым, в соответствии с принципами ваби и саби. Гости должны были входить из сада и занимать места, после чего чайный мастер, иногда это был даймё, присоединялся к ним через отдельную дверь, сделанную нарочито низкой, так что мастер, проходя в неё и пригибаясь, словно подчеркивал своё ничтожество. Иногда там подавалась еда, искусно приготовленная и сервированная, но центром встречи всегда была сама чайная церемония, во время которой мастер кипятил воду и подавал чай, следуя строгим правилам, что позволяло гостям оценить каждый жест и элемент действа. Они могли восхищаться керамическими сосудами, используемыми для церемонии, художественному отображению времени года в букете или на свитке с рисунком, игрой света в саду, частично видимом в проемы раздвижных перегородок. Но более всего они были очарованы движениями чайного мастера, чьи руки двигались в "ката чая" с легкостью, напоминающей грацию величайшего мастера фехтования.
Иногда же чайная церемония отходила далеко от понятий дзен, и виной тому были неправильный поход самураев или те цели, которые ими ставились. В чайной комнате Хидэёси, известного своей искушенностью в художественных вопросах, даже деревянные балки были покрыты золотом, что никак не согласовывалось с принципами саби. Часто чайная церемония была средством обретения политических дивидендов. Результатом таких собраний могла стать информация, полученная у гостей, политическая поддержка, подтвержденная присутствием на церемонии, товарищеские связи, укреплявшиеся в компаниях, подношения бесценных чайных сосудов и иные земные выгоды. За чашкой прекрасного чая могло планироваться даже убийство, и известно, что, по крайней мере, два раза совершалось и собственно убийство. Говорят, что чайный мастер Сэн Рикю однажды отразил удар меча с помощью своего чайного ковшика. Като Киёмаса как-то пошел на чайную церемонию, проводившуюся соперником, которого он мечтал устранить. Он надеялся на то, что тот будет так увлечен ритуалом, что Киёмаса сможет неожиданно поразить его копьем. Но мастер был столь бдителен и осторожен, что Киёмасе так и не удалось застать его врасплох. Понятно, что ничто не могло быть дальше от идеалов дзен, но ведь Като Киёмаса и не имел отношения к дзен, будучи убежденным последователем Нитирэна. Даже когда чайная церемония проводилась со всей тщательностью, требуемой дзен, в ней присутствовал потенциал социального соперничества. Путь чая отличал эстета от невежды и проводил грань между терпеливым и торопыгой. Он раскрывал наличие или отсутствие самоконтроля, необходимого самураю как в занятиях зазэн, так и на поле боя. Он мог обнаружить его неспособность сосредоточиться, противостоять давлению. Тем самым путь чая становился словно бы критерием "личного отбора". В чайной церемонии самурай упражнялся в особом военном искусстве, где вместо меча у него был только ум, а единственной защитой оказывались эстетические познания, владение которыми было не менее необходимо, чем владение оружием.
Многие храмы и монастыри дзен, которые придают Киото такое очарование, обязаны своей привлекательностью в первую очередь прекрасным садам. Даже если эти сады не ограничиваются выражением идей дзен, несомненно, что именно содержащаяся в дзен-буддизме философия создает для них совершенную духовную основу. Одна из особенностей этих садов - это их асимметрия, художественный принцип, присущий даосизму, равно как и дзен. В "Книге чая" Какудзо Окакура признает эту двойственную природу:
"...(даосская и дзенская философии) уделяют большее внимание процессу достижения совершенства, нежели самому совершенству. Настоящую красоту может увидеть только тот, кто мысленно дополнит незавершенное. Внутренняя сила жизни и искусства лежит в их возможности развития. В чайной комнате (как и в саду) каждому гостю предоставляется возможность завершить воспринимаемое впечатление".
В другом отрывке Окакура советует художнику оставить что-то недосказанным, чтобы дать возможность зрителю "завершить мысль. Так великий шедевр безусловно завладевает вашим вниманием, пока вам не кажется, что вы часть его. Для вас там есть свободное пространство, чтобы войти и достичь полной меры своей эстетической эмоции". Так в "карэ-сансуи" (сухой ландшафтный сад), где в сложно аранжированном сочетании камней и песка угадываются мощные скалы, присутствуют все элементы, кроме воды. Суть дзен в этой ситуации состоит в том, что зритель не только воображает себе воду, но и сам становится водой.
Даже в планировке сада всегда присутствует нечто большее, чем просто идеалы дзен. выше уже отмечалось влияние даосизма. Например, трудно догадаться, по каким соображениям выбраны отдельные камни, занимающие центральное положение в красочном саду Самбо-ин Дайгодзи в Киото. Да, скала, называемая Фудзито, красива сама по себе, но выбрали ее потому, что ее поверхность была обагрена кровью самурая, убитого в войну Гэмпэй.
Стивен Тернбулл. "Путь самурая: война и религия".
