7.
Шисуи был слабым человеком с сильными идеалами. Однако Итачи считал его истинным героем. Он полностью доверился Итачи и сам подставил себя под его руку, любя его больше всего на свете.
Да, Шисуи любил его. Это был единственный человек в мире, который любил его просто так, без родительской опеки, порождающей ответственность, без братского слепого обожания. Он просто любил Итачи и понимал его лучше, чем он сам понимал себя.
Итачи понял позже, что стал для Шисуи воплощением всего дорогого в семье. Точно так же Саске стал воплощением для Итачи, концентрацией его семьи, и вся любовь, сжигающая его изнутри, направилась на брата.
В те дни, когда АНБУ и клан рвали его на части, Саске страшно переживал, ощущая в воздухе нараставшее напряжение, в те дни, застывшие в солнечном свете, каждый раз на своем исходе приносящие жуткую какофонию чувств: не смог, снова не хватило сил, в те дни он помнил все, что происходило с ним, с обнаженной точностью... Больше всего Итачи боялся, что Данзо потеряет терпение и устроит резню, направив Корень на их квартал.

Память подбрасывала тот солнечный день, когда умер Шисуи.
Итачи ждал его на берегу реки, в тени старого узловатого дуба, жестоко уставший после миссии. Маска, застывшая в неизменном добродушном зверином оскале, лежала рядом с ним. Густая тень скрывала очертания его тела, и он бы сам рад был забиться в уютную темноту, подобно зверю. Он смотрел на свои руки, на мелко дрожащие пальцы. Удивительно!.. Чем хуже ему становилось, тем лучше он выполнял миссии клана и деревни, точно, разрывая себе сердце, он высвобождал все больше чакры.
- Итачи.
Шисуи появился, как всегда, незаметно, и попытался улыбнуться, но его бледное лицо сразу бросилось в глаза, и Итачи без лишних слов подхватил его и помог сесть, привалив к теплой шершавой коре.
Шисуи поблагодарил его и примолк, тяжело дыша.
- Что случилось? - почему-то шепотом спросил Итачи, глядя на хиттай-ате, сползший на лицо и скрывающий его правый глаз.
Шисуи понимающе улыбнулся, стянул его, и Итачи с похолодевшим сердцем увидел окровавленный провал там, где раньше был его глаз.
- Да,- сказал Шисуи. - Это Данзо.
- Он посмел... - начал Итачи и замолчал.
Следующие пятнадцать минут точно заволокло вечерним измором. Итачи помнил, что спрашивал, не видел ли этого кто-нибудь из клана, смачивал тряпку в чистой воде и вытирал кровь Шисуи, осторожно гладя его щеки, точно желал этим прикосновением выразить те чувства, которые теперь горели в его сердце, заставляя страдать. Как он сбивчиво дышал, неспособный что-то сказать, и Шисуи наблюдал за ним с грустной нежной улыбкой, не противясь бессмысленному уходу за собой.
- Итачи, - сказал он, наконец, дотронувшись до его волос. Итачи замер, уставившись на влажную тряпку в слабых розоватых разводах.
- Пора, - и это слово, произнесенное с твердой решимостью, сдавило ему грудь.
Солнце таяло в красно-золотом воздухе, текло последним жаром, и его мягкий теплый свет придавал им двоим небывалую красоту, нежно подсвечивая мужественные черты лица Шисуи и еще больше утончая бесполо-прекрасные - Итачи.
Где-то сейчас на собрании клана его отец говорил о том, что у них нет выхода. Нет. Выхода. И если они не уничтожат Коноху, они уничтожат сами себя. Потому что их раздирает, их сжигает – и это невозможно прекратить, этого нельзя избежать.
А здесь - таящее решимость лицо Шисуи, обращенное к бессильным глазам Итачи, утонувшим в мягкой кровавой дымке.
- Ты доверяешь мне?..
- Ты - единственный, кому я доверяю, Шисуи.
- Если ты доверяешь, ты должен это сделать...
- Я знаю.
Шисуи гладил его по голове, как ребенка, как в детстве, когда излишне впечатлительный Итачи даже плакать не мог на очередных похоронах, только смотрел и смотрел в бледное любимое лицо, утопающее в белом шелке.
- Только мы можем остановить это безумие, совладать с проклятием. Ненависть... ее слишком много. Это все кровь... мы слишком часто скрещивались друг с другом, мы отгородились ото всех... даже Саске это чувствует, да?.. У него нет друзей вне семьи.
Упоминание о брате немного привело в чувство; Шисуи усмехнулся, глядя на него.
- Я горжусь тем, что ты мой друг,- сказал он очень серьезно. - Я оставляю деревню тебе, потому что лишь ты способен защитить ее.
Шисуи встал на ноги и пошел к реке, прямой и спокойный. Было даже что-то радостное во всей его фигуре, в красных отблесках на форменной защите, в гордой посадке головы и абрисе решительных плеч.
Много позже Итачи, без конца прокручивая в голове воспоминания, отчаявшийся, измученный, допускал мысль, что Шисуи просто-напросто сдался, но даже тогда он понимал, что Шисуи был куда смелее его.
- Ты всех спасешь... - прошептал Шисуи, кладя катану на землю. - Я знаю, ты - самый сильный...
Итачи с тоской смотрел в его спину. Внезапное бессилие одолевало его, в голове тяжело бухала одна-единственная мысль: замолчи, замолчи, не говори…
- Я отдаю жизнь для того, чтобы ты спас всех, - он, наконец, замолчал и наклонил голову, поднеся руку к лицу и замерев в сосредоточенном напряжении.

- Нет, - вскинулся Итачи, вдруг осознав, что он сейчас только что сделал.
Шисуи замычал от боли и повернулся к нему.
Его лицо было совершенно белым, кровь прочертила две дорожки от левой глазницы до подбородка, он отчаянно сжимал зубы, а в протянутой к Итачи ладони лежал окровавленный мокрый комочек, бессмысленно пялящий радужку с четкими углами мангекье.
- Прими его, - почти приказал Шисуи. - Моя техника, Котоамацуками... используй ее, если будет нужно, чтобы спасти деревню.
Итачи взял глаз, подавив в себе дрожь, и потянулся рукой к сумке, не сводя глаз с Шисуи.
- Этот Мадара, - сказал Шисуи, заходя в воду по пояс, - он - главная угроза, помни, Итачи... Ты и Саске... Вы будете теми, из-за кого вполне может разгореться настоящая бойня. Редкий шаринган очень дорог, - его голос становился все тише, а заходил он все глубже.
Итачи двинулся следом, онемевший и с бесконечной стужей в сердце.
- Защити деревню, - повторил Шисуи и опять повернулся к нему, беззащитный, рассеянный - потому что ничего не видел.
Итачи смотрел на него, и его сердце билось где-то в горле.
- Ты мне очень дорог, - просто сказал Шисуи и улыбнулся, - позволь же мне помочь.
С последними словами он ушел под воду, его глаза были закрыты, а лицо - обращено вверх.
- Да, да. Да, друг. Брат, я... - ответил Итачи и положил руки ему на плечи.
Шисуи улыбнулся, подчиняясь давлению, уходя под воду, меланхолично окутавшую его тело.
... Через несколько долгих минут, Итачи, задыхаясь, выбрался на берег и упал лицом в песок. Его плечи тряслись. Ему казалось, что лицо Шисуи, за мгновение до смерти превратившееся в звериную морду, расписанное единственным желанием - жить, и дикая сила, с которой он пытался вырваться из оков Итачи, ему казалось, нет, он знал, что эта картина будет преследовать его всю оставшуюся жизнь... Итачи мутило, и почему-то очень болела голова, как будто это он наглотался дурно пахнущей теплой воды, а глаза жгло, как от яда.
Он сел. Его взгляд упал на одиноко лежащую на земле катану, и он на секунду прикрыл глаза, точно защищаясь от огненных бликов на металле. А когда он распахнул их, загоревшиеся по-новому, пути назад уже не было.

... Глаз Шисуи он бережно опустил в специальную емкость, решив, что над тем, как лучше защитить его, он подумает потом. Домой вернулся тихо, его не заметили, но он знал, что после полуночи, когда придет отец, его ждет тяжелый разговор.
Он стоял у постели Саске, разглядывая его спокойное тихое лицо. Саске.
За окном уже плыла ночь. Итачи казалось, что теперь мысль о тошнотворном закате и звериной воле к жизни Шисуи, а еще его сильные рваные судороги, белки завалившихся глаз… все это легко воспалит его разум и не оставит его до самой смерти.
Саске всхлипнул во сне, зашевелился и вдруг распахнул глаза столь резко, что Итачи не успел и двинуться.
- Это ты, - полувопросительно произнес Саске.
- Ты как? - поинтересовался Итачи. - Не холодно?
- Нет... да, - смущенно отозвался он.
Итачи вздохнул и достал из навесного шкафчика туго скрученное одеяло, вернулся к Саске, сонно следящему за его передвижениями.
- Ниисан, - довольным голосом произнес тот. Итачи накрыл его, тщательно подоткнув по бокам.
- Ты как маленький, - тихо сказал он.
- Угу... - Саске рассеянно улыбнулся и тут же его веки стали смыкаться с неодолимой силой, пока снова не закрылись.
Итачи постоял еще, прислушиваясь к неглубокому легкому дыханию, потом повернулся и пошел к двери, удивляясь, как Саске не заметил, что его брат смертельно болен.