8.
- Тебе больно? - спросил Мадара.
Итачи, забывшись, опустился на корточки, прижимая к левому глазу ладонь. После слов Мадары он снова поднялся, сжав кулаки.
- Нет, - спокойно ответил он.
Мадара помолчал, потом сказал:
- Такая лаконичная форма, напоминающая сюрикен. Мне нравится эта четкость, - Итачи даже не улыбнулся на его одобрение. - Хорошо, вернемся к делу. Мир Луны ты создал...
Да, он его создал. Создал этот огромный красно-черно-белый мир бесконечной иллюзии, и не просто создал, а возвел в нем дома и постройки, такие же, как в реальности, но более строгих и скудных очертаний, с черными провалами окон, создал безумное летящее небо и неподвижный воспаленный шар луны.
- Попробуем еще раз, - сказал Мадара.
Мир завертелся у Итачи перед глазами, и он нырнул в ад.
На этот раз, ему удалось задержать Мадару в Цукиеми, и он около восьми часов бесстрастно пронзал его катаной, ощущая себя то больной луной, то маленьким ребенком в бесконечном сумасшедшем мире.
- Восхитительно, - тяжело прошептал Мадара, смаргивая дурной мир Цукиеми и оказываясь вновь в упоительно-густой зелени леса. - Ты просто гений, Итачи. Две секунды.
Итачи глотал мучительную боль, не произнося ни слова. Ему даже было жаль, что все закончилось так быстро: он едва-едва начал распарывать себе душу.
Но они больше не могли ждать.

9.
Они больше не могли ждать, и...
… была та ночь. Он пришел к ним в первую очередь, зная, что сообщник начал с западной части квартала.
Отец горько посмотрел на него и сказал:
- Значит, ты выбрал их сторону...
Мама улыбалась одними глазами, Итачи даже показалось, что она вздохнула с облегчением... Он подумал, что, наверное, Микото тоже была против, но ее всепоглощающая любовь-страсть к мужу сама решила за нее, и, в конце концов, она поверила в то, что они замыслили правильное дело. Теперь она хотела освобождения.
- Я так и думал...
Он еще говорил что-то.
Чтобы не смущать его, они отвернулись от него...
От боли он ничего не видел и не слышал. Он ничего не понимал. Зачем, кричали окна, кричали стены этого дома. Зачем, безумцы, несчастные, утонувшие, глупые, глупые, горькие, странные, горячие, опрометчивые?.. Зачем вы пошли на это... зачем вы хотели быть уничтоженными... ведь мы могли бы жить как все, как нормальная семья, мы могли бы...
Микото молчала, и он знал, почему. Скажи она хоть слово, он знал, и он выронит оружие и заплачет как ребенок, уткнувшись лицом в ее плечо.
- Ты очень добрый ребенок,- произнес Фугаку уже почти с угрозой.
Итачи пронзил их спины.

Потом он плохо помнил, что было; кажется, расправился с теми, кто ломился в дом Главы, потом обошел еще несколько домов.
Очнулся он, когда понял, что Саске таращит на него глаза, задрав голову, похожий на испуганного щенка.
Мгновение - Итачи оказался дома, в комнате, рядом с их еще теплыми телами, напряженно вслушиваясь в панические детские шаги. Стук собственного сердца перекрывал их.
Взгляд, которым посмотрел на него Саске, когда он поранил его плечо, внезапно оказался самым страшным за весь этот вечер.
Что же я натворил. Саске, пожалуйста, уничтожь меня.
Он говорил то, что давно придумал, слыша себя точно со стороны. Он применил Цукиеми, чтобы ткнуть глупого доверчивого Саске носом в правду. Потому что он не верил; он был готов поверить во все, только не в реальность. У Итачи разрывалось сердце от желания выложить ему все, тут же, и… будь что будет.
Но ему уже было пора уходить.
Саске… в его глазах было больше страдания, чем в глазах войны.
Слова, глаза, преследование, страх, неверие, плач, снова слова. Шаринган.
В один безумный миг Итачи чуть не сорвался. К счастью, ему повезло, и Саске обмяк, распластался на дороге, рядом с трупами, остывающими в лужах крови, и слабость прошла.
- Ты закончил? – спросил Мадара, появляясь у него за спиной, укутанный тенью, как плащом.
Итачи молча смотрел на жалкую фигуру брата и вспоминал: Саске – младенец, Саске и его огромные, чистейше-черные глаза, Саске, робко сжимающийся при виде отца, карамельно-сливочный аромат вспушенной макушки, неловкий топот маленьких пяток, запах горячего молока, чистой одежды, мягкие хрупкие руки Микото, молчаливая гордость отца…
- В чем дело? – спросил Мадара, и Итачи услышал что-то смутное, потаенно-жадное в его голосе.
- Ни в чем, - апатично ответил он, поглядев на него остывшими черными глазами. – Пора уходить.